Неточные совпадения
Она ужасно рада была, что, наконец, ушла; пошла потупясь,
торопясь, чтобы поскорей как-нибудь уйти у них из виду, чтобы пройти как-нибудь поскорей эти двадцать шагов до поворота направо в
улицу и остаться, наконец, одной, и там, идя, спеша, ни
на кого не глядя, ничего не замечая, думать, вспоминать, соображать каждое сказанное слово, каждое обстоятельство.
Зимними вечерами приятно было шагать по хрупкому снегу, представляя, как дома, за чайным столом, отец и мать будут удивлены новыми мыслями сына. Уже фонарщик с лестницей
на плече легко бегал от фонаря к фонарю, развешивая в синем воздухе желтые огни, приятно позванивали в зимней тишине ламповые стекла. Бежали лошади извозчиков, потряхивая шершавыми головами.
На скрещении
улиц стоял каменный полицейский, провожая седыми глазами маленького, но важного гимназиста, который не
торопясь переходил с угла
на угол.
Он хорошо помнил опыт Москвы пятого года и не выходил
на улицу в день 27 февраля. Один, в нетопленой комнате, освещенной жалким огоньком огарка стеариновой свечи, он стоял у окна и смотрел во тьму позднего вечера, она в двух местах зловеще, докрасна раскалена была заревами пожаров и как будто плавилась, зарева росли, растекались, угрожая раскалить весь воздух над городом. Где-то далеко не
торопясь вползали вверх разноцветные огненные шарики ракет и так же медленно опускались за крыши домов.
Самгин тоже простился и быстро вышел, в расчете, что с этим парнем безопаснее идти.
На улице в темноте играл ветер, и, подгоняемый его толчками, Самгин быстро догнал Судакова, — тот шел не
торопясь, спрятав одну руку за пазуху, а другую в карман брюк, шел быстро и пытался свистеть, но свистел плохо, — должно быть, мешала разбитая губа.
— Я телеграфировала в армию Лидии, но она, должно быть, не получила телеграмму. Как
торопятся, — сказала она, показав лорнетом
на улицу, где дворники сметали ветки можжевельника и елей в зеленые кучи. —
Торопятся забыть, что был Тимофей Варавка, — вздохнула она. — Но это хороший обычай посыпать
улицы можжевельником, — уничтожает пыль. Это надо бы делать и во время крестных ходов.
— Поскорей… Гм. Не
торопись, Алеша: ты
торопишься и беспокоишься. Теперь спешить нечего. Теперь мир
на новую
улицу вышел. Эх, Алеша, жаль, что ты до восторга не додумывался! А впрочем, что ж я ему говорю? Это ты-то не додумывался! Что ж я, балбесина, говорю...
На этот раз она не заметила знакомого лица и, не
торопясь, пошла по
улице, а потом наняла извозчика и велела отвезти себя
на рынок.
На улицах еще не открывались лавки, но уже показались пешеходы; изредка стучала одинокая карета… В саду гулявших не было. Садовник скоблил, не
торопясь, дорожку лопатой, да дряхлая старушонка в черном суконном плаще проковыляла через аллею. Ни
на одно мгновение не мог Санин принять это убогое существо за Джемму — и, однако же, сердце в нем екнуло, и он внимательно следил глазами за удалявшимся черным пятном.
Юнкера волнуются и
торопятся. Шинели надеваются и застегиваются
на бегу. Башлыки переброшены через плечо или зажаты под мышкой. Шапки надеты кое-как. Все успеется
на улице.
Не
торопясь, вышли
на улицу, окрашенную пламенем вечерней зари.
Летели с поля
на гнёзда чёрные птицы, неприятно каркая;
торопясь кончить работу, стучали бондари,
на улице было пусто, сыро, точно в корыте, из которого только что слили грязную воду.
На улице трещали экипажи, с Невы доносились свистки пароходов: это другой
торопился по своим счастливым делам, другой ехал куда-то мимо, одни «Федосьины покровы» незыблемо оставались
на месте, а я сидел в них и точил самого себя, как могильный червь.
Я так
торопился, что даже забыл о штиблетах и вспомнил об этом обстоятельстве только
на улице, догоняя девушек.
Всё вокруг густо усеяно цветами акации — белыми и точно золото: всюду блестят лучи солнца,
на земле и в небе — тихое веселье весны. Посредине
улицы, щелкая копытами, бегут маленькие ослики, с мохнатыми ушами, медленно шагают тяжелые лошади, не
торопясь, идут люди, — ясно видишь, что всему живому хочется как можно дольше побыть
на солнце,
на воздухе, полном медового запаха цветов.
Глухой звук шагов раздаётся
на улице: мимо магазина по тротуару кто-то идёт,
торопясь.
На улицу он вышел не
торопясь, шагах в трёх от лавки остановился, тщательно прикрыл свой товар клеёнкой и снова пошёл в густой массе снега, падавшего с невидимой высоты.
Он вздохнул, оделся, умылся, безучастно оглядел своё жилище, сел у окна и стал смотреть
на улицу. Тротуары, мостовая, дома — всё было грязно. Не
торопясь шагали лошади, качая головами,
на козлах сидели мокрые извозчики и тоже качались, точно развинченные. Как всегда, спешно шли куда-то люди; казалось, что сегодня они, обрызганные грязью и отсыревшие, менее опасны, чем всегда.
И по
улице шли молча,
торопясь дойти до перекрестка, где разветвлялись пути. Звякнула за углом в переулке подкова и вынырнули возле фонаря два стражника
на тяжелых, ленивых лошадях. Хотели повернуть направо, но, увидев
на пустынной
улице двух прохожих, повернули молча в их сторону. Колесников засмеялся...
«Куда
торопишься? чему обрадовался, лихой товарищ? — сказал Вадим… но тебя ждет покой и теплое стойло: ты не любишь, ты не понимаешь ненависти: ты не получил от благих небес этой чудной способности: находить блаженство в самых диких страданиях… о если б я мог вырвать из души своей эту страсть, вырвать с корнем, вот так! — и он наклонясь вырвал из земли высокий стебель полыни; — но нет! — продолжал он… одной капли яда довольно, чтоб отравить чашу, полную чистейшей влаги, и надо ее выплеснуть всю, чтобы вылить яд…» Он продолжал свой путь, но не шагом: неведомая сила влечет его: неутомимый конь летит, рассекает упорный воздух; волосы Вадима развеваются, два раза шапка чуть-чуть не слетела с головы; он придерживает ее рукою… и только изредка поталкивает ногами скакуна своего; вот уж и село… церковь… кругом огни… мужики толпятся
на улице в праздничных кафтанах… кричат, поют песни… то вдруг замолкнут, то вдруг сильней и громче пробежит говор по пьяной толпе…
Бабаев. Чего ты боишься?
на улице ни души. И куда ты
торопишься, получасу нет, как ты пришла.
И все знали, что из города он воротится около шести вечера. По праздникам он ходил к ранней обедне, потом пил чай в трактире Синемухи, и вплоть до поздней ночи его можно было видеть всюду
на улицах слободы: ходит человек не
торопясь, задумчиво тыкает в песок черешневой палочкой и во все стороны вертит головой, всех замечая, со всеми предупредительно здороваясь, умея ответить
на все вопросы. Речь его носит оттенок книжный, и это усиливает значение ее.
Бородатые лесные мужики из Обноскова, Балымер и других сел уезда, народ смирный и простодушный, даже днем опасались ездить через слободу, а коли нельзя было миновать ее — ездили по трое, по четверо. Если же
на улице слободы появлялся одинокий воз, навстречу ему, не
торопясь, выходили любопытные слобожане, — тесно окружая мужика, спрашивали...
На улице с народом.
Узнали все и обступили с криком.
Кто за руки берет, кто обнимает,
Ступить ему ни шагу не дают,
По старостам скорей гонцов послали,
Хотят его честь честью, с хлебом-солью,
У нашего крыльца встречать. Аксеныч
На старости
торопится сюда ж.
Ты, матушка, всей радости не знаешь:
Наш новый царь — пошли ему здоровья,
И счастия, и радости Господь —
Пожаловал отца дворянством думным.
Вот эту «банду» и полюбил И. А. Гончаров, проживавший также в Берлине как раз в то время. Он, вероятно, отправлялся
на какие-нибудь воды или
на морские купанья, но не
торопился туда ехать Берлин ему нравился, и он проводил время, с обеда, почти исключительно в обществе «банды», к которой и я должен был пристать. Но наша встреча произошла не в Hotel de Rome за табльдотом, а
на улице Под липами, когда члены «банды» отправлялись с ним
на прогулку в Тиргартен.
И сколько ни было людей
на улицах, все
торопились, и все были сумрачны и молчаливы. Печален и страшно тревожен был этот призрачный день, задыхавшийся в желтом тумане.
Войска, шедшие ночью, не
торопились и двигались медленно и степенно; но
на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя
на другой стороне теснящиеся, спешащие по мосту и
на той стороне поднимающиеся и запружающие
улицы и переулки, и позади себя напирающие, бесконечные массы войск.